Депутат Госдумы Александр Петров рассказал E1.RU, почему наша страна обеспечена собственными препаратами лишь на две трети.

В начале февраля в Новоуральске торжественно открыли биомедицинский технопарк. Пока в нём пять резидентов, они разрабатывают и производят инсулин, а также противовирусный препарат «Триазавирин». Последний, кстати, ждали много лет и даже запустили в серию, но массовым он так и не стал. Впрочем, депутат Госдумы и член Комитета по охране здоровья Александр Петров убеждён, что скоро ситуация изменится.

– Смотрите, «Триазавирин» много лет испытывали, вот наконец выпустили — и тишина, никакой рекламы. Нет ощущения, что мы теперь все будем пить это лекарство.

– Я тебя уверяю, что «Триазавирин» в скором будущем станут пить все. Есть такая особенность, что в первый год этот препарат является рецептурным. Но даже автор химической формулы не может на память написать название этого препарата (метилтионитрооксодигидротриазолотриазинид натрия. – прим. ред.). Врачи же должны писать в рецепте именно международное незапатентованное название. В результате лишь немногие выписывают «Триазавирин». Так что исследования продолжаются, идёт процесс оформления документов в Минздраве.

– Сейчас одна из самых горячих тем — рост стоимости лекарств. Пенсионеры просто боятся, что денег будет не хватать.

– Тема действительно острая — тут нечего даже скрывать. Я думаю, что государство опоздало с решением этой проблемы лет на пять. У нас целевые индикаторы в программе "Фарма" прописаны с ориентиром на 2020 год. К примеру, жизненно важные лекарства должны быть на 90% российскими, а сейчас этот показатель составляет лишь 67%. По общему списку зависимость превышает 50%. Тут самое главное, что есть ряд препаратов, которые в России и вовсе не выпускаются. И ситуацию исправить быстро не получится, поскольку процесс выпуска нового лекарства занимает десять лет.

– Получается, что многие люди станут заложниками этих проблем.

– Безусловно, в любой сложной ситуации страдают самые незащищённые категории. Мы пытаемся сейчас сдерживать рост цен на жизненно важные лекарства. На данный момент они подорожали на 20%. Но мы не можем контролировать все лекарства, возвращаясь тем самым в Советский Союз. Я очень сожалею, что мы в 2014 году не приняли закон о регулировании цен на часть продуктов питания. В этом случае мы бы не получили такой раскрутки цен.

– Но по моим ощущениям, лекарства подорожали даже не на 20%, а куда больше.

– Нет, мы очень внимательно следим за ценами. В Екатеринбурге ситуация несколько лучше, чем в других регионах, поскольку у нас аптек на душу населения больше, чем в других регионах, а потому цены выросли не так сильно.

– Не получится ли так, что в какой-то момент эту сдерживающую стену прорвёт и цены взлетят?

– Нет, контроль за ценами на жизненно важные препараты будет сохраняться всегда, так как это помогает сбить спекулятивные настроения.

– Может ли получиться, что в Россию перестанут ввозить какие-то лекарства?

– Уверен, что такого не случится. У нас есть одна иностранная компания, которая приняла решение уйти с российского рынка. Флаг им в руки. Думаю, что у них больше никогда не получится вернуться обратно. Хорошо, что большинство лекарств выпускают и другие производители.

– Есть ли прогнозы, на сколько ещё вырастут цены в этом году?

– Думаю, что ещё на 10–15%. В итоге рост составит 30–40% на те лекарства, цены на которые не регулируются государством. По жизненно важным мы договорились, что их стоимость увеличится на коэффициент инфляции.

– Вы говорите, что цены вырастут на 30%, а пенсии подняли только на 11%.

– Это большая проблема. Сейчас мы будем обсуждать ещё повышение пенсий, потому что бюджет 2015 года, я уверен, будет выполнен без дефицита. Мы сейчас ведём переговоры с правительством. Напомню, что они изначально хотели срезать 10% расходов по социальным статьям, но нам удалось убедить их не делать этого. Разум победил.

Уверен, что и для пенсионеров нам удастся добиться дополнительного повышения пенсий. Прекрасно понимаю, что именно эта категория граждан сильнее всех страдает от экономических катаклизмов. Я сам в предпенсионном возрасте...

– Но только у депутатов совсем другая пенсия.

– Другая, это да. Но моя пенсия меня меньше беспокоит. Я сам из учительской среды, а потому вижу, какая пенсия у них. И это расстраивает меня до глубины души. Плюс к тому я много езжу по области, а потому хорошо знаю ситуацию.

– За последнее время было несколько громких историй, когда больные не могли получить обезболивающее, а в итоге кончали с собой.

– Это никак не связано с ценами. Просто по правилам наркотические обезболивающие выдаются по специальной процедуре, она очень сложная. Иногда раковые больные попадали в ситуацию, когда они оказывались без лекарств. После ряда фактов самоубийств мы упростили процедуру. Если это не поможет, то будем ещё менять закон. Проблема в том, что есть факты злоупотреблений, когда получали доступ к наркотикам. К сожалению, от этого пострадали раковые больные.

– Последний вопрос — о сокращении врачей. В Москве эта тема особенно остро встала, у нас тоже часть больниц планируют увольнения.

– Проблема следующая: когда мы посмотрели на медицинскую помощь в сравнимых с нами странах, то увидели, что в России количество койко-дней намного больше, чем за рубежом. Именно поэтому мы стали заниматься оптимизацией. Менять систему всё равно надо, поскольку мы лечим неэффективно. Надо понимать, что технологии уже давно изменились, появились новые лекарства. Нормативы же остались старыми.

– Сколько в Екатеринбурге лишних койко-часов?

– В городе планируют уменьшить их количество на 15–20%, но при этом количество врачей останется прежним.

– Вы говорите, что появились новые технологии, но весь интернет обошли фотографии 23-й больницы… – Но согласись, что появились новые виды операций, а нормативы при этом остались старыми. Я не защищаю правительство с этой точки зрения. Понимаю, что население в какой-то степени пострадает. Зато появились новые федеральные, региональные и городские медицинские центры. К примеру, в Каменске-Уральском сейчас оперируют инсультников, хотя раньше их возили в Екатеринбург, и большинство из них умирали.

– Это какие-то отдельные очаги…

– Но ведь смертность упала, продолжительность жизни выросла. Согласись, что есть объективные показатели. Эффективность бюджетных расходов тоже надо считать.